Как обычно по будням в восемь часов вечера погас свет, щелкнул замок в двери, и в небольшом зале комиссионного магазина музыкальных инструментов стало тихо и сумрачно. Свет уличного фонаря, проникая сквозь украшенную январским морозом витрину, неровно освещал инструменты на полках придавая им таинственный и немного грустный вид.
- Какой же долгий был сегодня день, я думала он никогда не кончится! - первой нарушила тишину скрипка.
- День как день, ничего особенного, - тут же прогудел тромбон. В его низком голосе угадывались нотки обиды. А всё от того, что за целый день ни один посетитель магазина не обратил на него ни малейшего внимания. Не то, чтобы тромбону в магазине плохо жилось, и он хотел бы поскорее его покинуть. Как раз наоборот. Новые знакомства, удивительные истории, рассказанные соседями-инструментами и ласковый луч фонаря зимними вечерами, - всё это было приятной и неотъемлимой частью его жизни. Но как артист, он бывал уязвлен, когда никто не проявлял к нему интереса.
Тромбону возразил баян:
- Ну не скажите, денёк действительно был жаркий! Меня сегодня так замучили, меха болят ужасно!
- Да, вы сегодня были в центре внимания! - с легкой завистью согласился тромбон.
- В центре-то в центре, а купили соседа, аккордеон! - ехидно вставил бубен и захихикал.
- Закон жизни: побеждает сильнейший! - сверкнул в темноте кнопками совсем новый блестящий саксофон.
- А вы циник - из глубины зала раздался хриплый голос потускневшего рояля.
- Я реалист - поправил саксофон.
- Ах, коллега! Вы молоды! Жизнь для вас сейчас ясна и понятна. Но поверьте мне, старому роялю, прожившему долгую жизнь: не всегда то, что мы принимаем за победу, в действительности ею является.
- Это, верно, - подтвердила гитара, стоявшая в самом темном углу зала. - Бывают, знаете ли такие любители музыки, что не дай Бог, попасть к ним в руки! Уж лучше пылиться в магазине.
- Ну, с вашим-то голосом и царапинами вы вне опасности. Даже при такой смехотворной цене! - опять съехидничал бубен.
- Посмотрела бы я на вас, если бы вы пережили то, что выпало мне. Да вы знаете, какой я была раньше! Жизнерадостной, молодой.!. А как звучала!
У меня был чистый, звонкий голос! И надо же было попасть к такому невежественному типу! Это он превратил меня в развалину, в уродливый кусок фанеры. Он погубил мой прекрасный голос! Только и умел, что терзать меня тремя аккордами и так безжалостно бить по струнам, что они, бедняжки, то и дело лопались, - здесь её голос предательски задрожал, выдавая едва сдерживаемые слёзы.
- Простите, - продолжила гитара после минутной паузы, - Не могу вспоминать об этом спокойно. Прошло так много времени, а я до сих пор помню его издевательства.
- Как? Он с вами плохо обращался? - возмутился тромбон. - Ну и подлец! Обидеть женщину!
- Ну что вы! Для него не было ничего святого! Как только у него было плохое настроение (что случалось частенько), он брал меня в руки, долго и нудно извлекал из меня странные, незнакомые мне звуки, а потом вдруг отбрасывал как надоевшую вещь.
- Прошу прощения, - деликатно вступил в разговор фагот, а в каком направлении вы всё же работали?
- Вы смеётесь! Какое направление, какая работа! Этот хаос не имел ничего общего с музыкой. Этот деятель даже не знал нотной грамоты! И, что ещё хуже не желал учиться. Если бы вы знали, что он выделывал! Я сгорала от стыда, когда он включал магнитофон, издававший набор неистовых звуков, одевал кожаную куртку, темные очки и, буквально вырывая струны, кривлялся перед зеркалом, словно одержимый бесами.
- А зачем это он? - удивился баян
- Вероятно, в тот момент считал себя рок-звездой, - высказал предположение саксофон.
- Так как же вы оказались в магазине?
- Всё очень просто. Через какое-то время он потерял ко мне всякий интерес, увлекся спортом, и забросил меня на антресоли. Трудно сказать, сколько времени я провела среди старых чемоданов и пустых трёхлитровых банок, но вдруг, недавно он достал меня и принёс сюда. Ох, если бы вы знали, какой позор я пережила! Оценщик в магазине, перечисляя мои недостатки, отказывался меня принимать. Сказал даже, что я - уже не я!
- Как это? - не понял тромбон
- Да, да! Он так и сказал: "Это уже не инструмент:" Я была на грани отчаяния! Но вдруг произошло чудо! Сидевший в комнате неприметный старичок в больших очках неожиданно сказал оценщику: "Петр Иваныч, я думаю, мы можем взять гитару". И сразу же была выписана квитанция, и меня приняли в магазин. Никогда я не забуду этого доброго человека, ведь если бы не он -неизвестно чтобы со мной сталось. Он будто почувствовал моё отчаяние и пожалел меня.
- Какой ужас: - испуганно прошептала флейта. Она была новенькой, только сегодня поступила в магазин и ещё не привыкла к такого рода историям. Музыкант, которому она была подарена прямо с фабрики, был настолько рассеянным, что умудрился забыть её в гостиничном номере, да так и не вернулся за ней. Её подобрала горничная и флейта долго лежала в темном шкафу, пока, наконец, та же горничная не принесла её в магазин.
- Да, всё это грустно, и я вам от души сочувствую, - произнес баян.
- А я вам вот что скажу! - высокомерно начала скрипка, - Вся эта история напоминает мне рассказ из жизни насекомых! И как вы, уважаемая, позволили так с собой обращаться!
- Что же я могла сделать? - недоуменно спросила гитара.
- Как это что? Вы меня удивляете! Нет, я бы никогда не допустила ничего подобного! Впрочем, со мной такого и не могло бы случиться!
- А почему это, интересно? - спросил тромбон.
- Ну, это же очевидно! - безаппелиционно заявила скрипка, - Мы с гитарой всё таки из несколько разных слоев общества. Вы-то это должны понимать.
- Гусь свинье не товарищ! - выкрикнул бубен.
- Эко, куда вас понесло! - протянул баян.
- А вы, пожалуйста, не встревайте! - вежливо огрызнулась скрипка.
- С какой стати?
- А с такой! Что вы, король частушек, можете знать о настоящей музыке!
- Да как вы смеете! - от возмущения у баяна начали разъезжаться меха, - Я исполнял Баха, Мусоргского, Хачатуряна:
- Ха! - перебила скрипка, - представляю, что вы сделали с Бахом! Да ведь вы же понятия не имеете о классике! Вы когда-нибудь играли с симфоническим оркестром, вы выступали на лучших сценах мира, о вас писали самые престижные музыкальные издания, вам аплодировали стоя, со слезами в глазах, наконец, перед вами преклоняли колени?
- Ну, вы и штучка! - не выдержал тромбон, - Да вам просто повезло, а могло ведь быть и по-другому.
- Нет не могло, не могло! - настаивала скрипка, - Скажите же им! - обратилась она за поддержкой к своей дальней родственнице, виолончели, мирно дремавшей рядом. Та, стряхнув с себя дремоту, голосом пожилой матроны, лениво заговорила: - Ну, зачем вы унижаетесь, зачем вы спорите с ними? Ведь вы же умная, образованная скрипка. Будьте выше этого!
- Выше некуда, выше только звезды - звякнул бубен.
- Нет, я больше не могу! - с театральным трагизмом произнесла скрипка, -
Я задыхаюсь в этой духоте, в этой пыли! Мне нужен воздух, свет, публика, аплодисменты! А вместо этого я вынуждена чахнуть в этой дыре и терпеть нападки малообразованных типов. Я мечтаю только об одном: покинуть поскорее этот приют униженных и оскорбленных.
- Оно и заметно - усмехнулся баян
- Что заметно? - насторожилась скрипка
- А то, как вы каждое утро, перед открытием магазина, стараетесь так повернуться, чтобы посетители не заметили ваш обшарпанный, левый бок, - победно ответил баян.
- Низкий шпион! - завизжала скрипка. - Вы подглядываете за мной!
- Успокойтесь, вы не в моем вкусе!
- То ли дело гармоника "хромка" - мечтательно прозвенел бубен.
- Прекратите, наконец, свои гнусные инсинуации - попытался урезонить его фагот.
- Фигляр - презрительно бросил баян в сторону бубна.
- Фагот! Я не пойму, на чьей вы стороне? - строго спросила скрипка.
- Я на стороне музыки, а не мелких склок! - отрезал фагот
- Так по-вашему я склочница? Я, которая была первой скрипкой...
- Да хватит вам уже! - перебил саксофон, - Сколько можно якать? То же мне, дочь Страдивари!
- Ах ты, хлыщ! - вдруг совсем неинтеллигентно напала на саксофон виолончель, заступаясь за скрипку.
- Ну уж это слишком! - саксофон повысил голос - Послушайте, вы, дама необъятных размеров...
- Какой хам! - взвизгнула скрипка на такой высокой ноте, что лопнула лампочка в люстре. После звона упавших осколков в зале воцарилась пугающая тишина, но ровно через минуту все обитатели магазина зазвучали разом. Разбившаяся лампочка произвела эффект разорвавшейся бомбы, впечатление было столь сильно, что началась настоящая какофония. Скрипка, истерично меняя тональности, ругалась с баяном, виолончель, отбросив налет интеллигентности грубо препиралась с саксофоном, молоденькая флейта беспокойными трелями убеждала в чем-то гитару, тромбон и фагот бурно обсуждали поведение скрипки. Молчавшие до сих пор инструменты, разделились на два лагеря и устроили настоящее музыкальное побоище. А проворный бубен везде успевал подлить "масла в огонь".
В магазине стоял такой грохот, что угрожающе задрожали стекла витрины. Первым образумился тромбон и тщетно пытался призвать к порядку разбушевавшиеся инструменты.
-Друзья! Друзья! Коллеги! - его голос потонул в музыкальном хаосе.
И только мудрый рояль, не принимая участия в этом театре "военных" действий, печально наблюдал за происходящим.
- Тихо! - его семиоктавный голос вдруг перекрыл собой все звуки. - Тихо! - повторил он одной октавой. Инструменты испуганно замолкли.
- Глупцы! До чего же вы глупцы! - устало заговорил рояль, - О чем вы спорите, на что вы тратите голоса? Мне стыдно за вас!
- За меня можете не трудиться! - брякнул бубен
- Цыц! - приструнила его гитара.
- А что вы, думаете обо всём этом? - спросил у рояля тромбон.
Рояль устало вздохнул.
- Я думаю, что нет смысла спорить о том, что от нас не зависит. У каждого из нас свой неповторимый голос. Голос, который имеет чудесный дар: проникать в такие глубины человеческой души, где бессильны слова. И среди нас нет лучших и худших, потому что, нет хорошей или плохой музыки, а есть талантливые или бездарные музыканты. И, увы, не мы выбираем их, а они нас!
Все молчали. Притих даже неугомонный бубен. И хотя рояль не сказал ничего нового, его слова, такие простые и спокойные заставили инструменты задуматься.
И вдруг, в этой задумчиво-грустной тишине послышались тихие и отдаленные, будто затерявшееся в горах эхо, аккорды рояля. Его немного расстроенный голос, звучал печально и проникновенно: Нежно вступила флейта, трогательными переливами оттеняя мелодию. Следуя за её голосом, добродушно заворчал фагот, с которым взволнованно и тревожно вступил в перекличку тромбон. Глубоко и покорно вздохнула гитара...
И забыв разногласия и споры, инструменты, вступая друг за другом, делились своими мыслями, чувствами, настроениями. Их голоса, то сливаясь в унисон, то расходясь, вплетали мелодии одна в другую создавая причудливый музыкальный орнамент.
И, словно преодолевая какое-то внутреннее препятствие, последней, запела скрипка. Её голос, то решительный и негодующий, то кроткий и затаенный солировал вдохновенно и легко...
Удивительная музыка трепетных признаний заполнила зал магазина. Увы! Никто не слышал эту необычную симфонию полную тоски и одиночества, воспоминаний и надежд.
